Телеканал «СТС» закрывает передачу «Истории в деталях»

2 июля в эфир канала «СТС» выйдет последняя программа Сергея Майорова «Истории в деталях». О том, как телевидение и его герои отражают время и телевизионную моду, каков цикл жизни телевизионных программ, куда дрейфует «развлекательное телевидение», в программе «Смотрим телевизор» Анна Качкаева беседовала с самим Сергеем Майоровым:

– Телевизионный образ Сергея – жизнерадостный, уютный, нарядный симпатяга, которому интересны люди и их истории. И в какой-то мере именно этот образ стал символом телевизионной эпохи, которую еще недавно именовали «эпохой частных ценностей и позитивного гламура». Ничего что я символом-то обозвала?

– Как-то странно…

– Тем более что, как я понимаю, вы расстаетесь с каналом «СТС».

– Да, 2 июля у нас последний эфир. Наше время на канале «СТС», вероятно, закончилось. Я же актер по профессии, оканчивал театральный институт. И мой педагог Левертов научил меня одной очень простой вещи: я должен понимать, что от меня хотят, чтобы понимать уже, соответственно, что я должен сделать. Вот я не очень понимаю, про что сейчас канал «СТС». Я не очень понимаю, в каком направлении мы движемся. Никто, собственно, не формулирует той генеральной линии, которой мы должны следовать. Поэтому возникает ощущение потерянности. А в этом ощущении потерянности начинается период глупых дел, глупых поступков, каких-то непонятных обид. И в этой ситуации просто хочется уйти в сторону и какое-то время переждать. Поэтому, да, 2 июля последний эфир программы «Истории в деталях». Наша семилетняя история заканчивается.

– Вы об этом говорите как-то без сожаления. И судя по всему, у всего есть какой-то предел, как и у телевизионных программ. Или просто время меняется?

– Время меняется. А говорю я без сожаления, потому что у меня есть идея, как развивать тот продукт, который мы с ребятами делаем на протяжении семи лет, и делаем мы его успешно – пять национальных телевизионных премий, огромная сеть. Просто это все стало невостребованным на канале. Соответственно, когда человек сталкивается с кризисной ситуацией, голова начинает работать более активно – и ты начинаешь понимать, куда двигаться и что делать. Вот у меня есть идея, куда двигаться и что делать.

– Ведь и раньше были какие-то кризисные моменты, тем не менее, вы сохраняли и себя, и команду на этом канале. Были какие-то причины, последние капли, которые…

– Вы чуть раньше рассказывали о том, как патриарх Кирилл встречался с молодежью. Вот когда ты видишь такие события, как-то жить в стране становится веселее.

– Ну, там много всяких контекстов.

– Это мы опустим. Я говорю о сверфиг знаетадаче, о самой форме. Тот политик, который начнет разговаривать не с позиции старшего брата, а с позиции «вот моя паства, давайте поговорим»… Вчера фильм был очень любопытный – «Шоколад» на канале «Кинохит». И священник там говорил: «Я не буду вам рассказывать о величии Христа, я вам буду говорить о том, как он жил на Земле». Вот тот политик или тот общественный деятель, кто начнет говорить со своей аудиторией на нормальном, понятном, вменяемом, русском, человеческом языке, тот обречен на статус великого. Не с позиции старшего брата, а «давайте, люди, сядем и поговорим, что же нас волнует и как же мы будем жить дальше». Это, наверное, нормальная ситуация, даже с точки зрения бизнес-практики. Когда компания находится в тупике, начальники собирают своих подчиненных и говорят: «Вот у нас кризис, давайте думать, что будем с этим делать». Вот такого на телевидении у нас, в частности на «СТС», не существует. Пригласить к диалогу лиц канала и поговорить о том, что мы будем делать дальше, как будем развивать телевидение, – такого не было. Соответственно, выдавать истории про Зою Богуславскую, о ее отношениях с Андреем Вознесенским (слезы у меня были на уровне чтения этого материала Любы Камыриной), или выдавать историю про Екатерину Максимову и Владимира Васильева на канале, где идут «Ранетки», и аудитория канала очень четко сместилась в маргинальную, подростковую – очень сложно. Когда тебя передвигают с 19.30 на 18.30, а потом закрывают этот слот, а ночной выпуск с ноля часов убирают на 0.30, ты понимаешь, что все, что ты делаешь, – это стрельба по воробьям. Это просто не доходит до твоего зрителя, потому что зритель не может 24 часа смотреть телевизор, так или иначе, он уходит спать.

– У нас довольно подробно теперь принято говорить о самоцензуре и о включенном «можно и нельзя» по поводу политики, а существует ли «можно и нельзя» по поводу развлечений?

– Это существует давно. И в частности, моя программа уже неоднократно сталкивалась с этим до уровня истерии, до уровня нахождения в тупике, когда ты бьешься головой и не понимаешь почему. В частности, например, два последних события, связанные с «Евровидением». Из программы вырезали (по настоянию главного редактора Василия Богатырева) кусок разговора Любы Камыриной с победителем «Евровидения» Александром Рыбаком. Причем он еще не был тогда в статусе победителя. У нас был эксклюзивный материал, мы выдавали его за два дня до финала, где Люба с Сашей сидели и говорили о том, что он собой представляет, как ему Россия. Он ходит и смотрит на бомжей, на собачек, его очень сильно пугают истории бездомных животных. И один из кусков, который мы не могли, как журналисты, обойти вниманием в их разговоре, был вставлен в эфир, где Люба спрашивает у Рыбака: «А ты знаешь о том, что ты очень популярен среди гей-аудитории?». Он говорит: «Да, я это понимаю. Но я гражданин Норвегии. И эта тема у нас неактуальна». Я сам, как журналист, дважды сталкивался с проблемами, работая с западными звездами, о том, что есть две темы, на которые они не очень любят говорить. Это тема сексуальной ориентации и тема религии. У каждого – своя. О деньгах – легко, о романах – легко, а вот о религии и о сексуальной ориентации – тема, которая не очень приветствуется у них. Это личная жизнь человека, и должна же она как-то быть не для всех. Он говорит: «Да, я это понимаю. Но меня радует другое, что среди этой армии есть девушки, которые меня также любят». «А как ты относишься к гей-параду, который должен был пройти в Москве накануне „Евровидения“?». «А зачем он нужен, – говорит Рыбак, — если „Евровидение“ – это самый главный гей-парад мира?». Вот эту фразу у нас вырезали. На мой вопрос: «Почему? В чем, собственно, логика?», – объяснили: «Логика во всем, и в этом, и в том». Я не очень хорошо понимаю, почему эти темы закрыты. Потому что, на самом деле, была еще одна очень забавная история. Когда мы делали материал, посвященный 55-летию Бориса Моисеева, нам пришло предписание из Роскомсвязьнадзора. Причем письмо было написано на имя президента Медведева о том, что нужно запретить наши программы к эфиру, потому что мы пропагандируем гомосексуализм и показываем таких людей, как Борис Моисеев. Я написал этому человеку от себя ответ: «Дорогой мой, не я даю звание заслуженного артиста Борису Моисееву, не я его показываю на государственных каналах и не я устраиваю концерты в Кремле. И если такой человек существует, то почему он не должен присутствовать у нас в эфире?».

И последняя история, которая уже из серии анекдота, – это когда из эфира вырезают Верку Сердючку. Верка Сердючка в рамках «Евровидения» дала большой концерт, и там была Патрисия Каас, Филипп Киркоров, Андрей Малахов, Наталья Водянова, пришли все участники «Евровидения». И мы дали в рубрике «No comment» 3 минуты этого видео без комментариев. Очень смешная, забавная картинка. Она не вышла в эфир, потому что, по мнению того же Василия Богатырева, Верка Сердючка плюнула в Россию, и таким, как она, не место в России. То есть когда Василий Богатырев будет говорить от имени всей страны, становится страшно. Притом, на аргумент «она же была на концерте у Пугачевой на „Российском канале“, она была недавно у Оксаны Барковской на РЕН ТВ. В чем дело? Почему мы не можем показывать?» Василий ответил: «Нет, я так решил». Вот с этим очень сложно бороться. А хочется работать на свободном телевидении и чувствовать себя свободным человеком.

svobodanews.ru

Нашёл — AtElEr