А то совсем все плохо....
********************
Владимир Мамонтов: Про хорошее
29 октября 2010, 13::00
Еду я, значит, из Нижнего Новгорода. Четыре часа на «Сапсане», три потом по пробкам в Москве. И слушаю, как шофер клянет жизнь свою, ну и мою заодно, во все завертки.
А я, несмотря ни на что, возвращаюсь из Нижнего в хорошем расположении духа. Нижний на меня хорошо действует. В Нижнем красивые девушки. Вот в некоторых городах девушки – в основном лани. А в некоторых – лисички. В некоторых – коровки, что тоже мило.
А в Нижнем – кобылки. Стройные такие, крепкие, рослые, веселые и цокают. Каблучками по Покровке, пешеходной улице этого города. Сердце радуется, солнышко светит.
А шофер клянет власть, местную и центральную, а также пугает, что напряжение в народе уже достигло точки кипения. И крышку срывает. А я еду по сырой Москве и, несмотря на червячную тягомотину движения, несмотря на пробки эти дикие, еду – и глупо улыбаюсь.
Почему? Нет, не только из-за девушек. Не по порядку, но в том числе из-за немолодого, но уж никак не преклонного, а точно непреклонного академика (как минимум профессора), с которым рядом сидел в вагоне скоростного поезда, который свищет через сжатые сердца полей мимо серых промокших крыш, мимо храма Покрова на Нерли, мимо обтерханных кирпичных водокачек и сайдингом обложенных, аккуратных предприятий – ростков нового. Ученый всю дорогу работал. Он, сведя кустистые брови, что-то правил в бесконечных бумагах, а когда мы разговорились, посетовал, что с возрастом перестал оценивать время, которое отводишь на массив работы. Тратишь больше времени, чем в молодости. Кажется, он принес много пользы, помечая что-то в бумагах, ибо я не подглядывал, конечно, но просто видел, как одни люди из мира науки получали его одобрение (он ставил плюсики против их графы), другие – вопрос, а некоторые минус. А некоторые – загадочную жирную синюю точку.
Может, Сколкову быть?
А почему я думаю, что этот немолодой ученый был справедлив в своих оценках? А потому, что когда проводница, играя стюардессу, нам принесла рыбное рагу, он стал тщательно выбирать напиток. Выбор был, признаться, не широк. Но и не узок. И мой сосед произнес очень важную фразу:
– Надо бы, конечно, белое... Но дайте мне вино красное!
– Очень современно, красное к рыбке, – вставил я.
– Да? Уж не знаю, современно ли, нет. И неважно. Я думаю так: раз я люблю красное, то не стоит подлаживаться под стандарт. Это, знаете ли, чревато.
С такими убеждениями, подумал я, жирная точка еще сыграет. Быть Сколкову!
А еще у меня настроение было непобедимо хорошее, потому что в Нижнем на форуме по инвестициям я встретил долговязого парня, строителя мостов, который, беспрерывно улыбаясь, быстро выведал у меня, что я родом из Владивостока.
– А мы у вас на родине мосты строим! – обрушил он на меня свое прекрасное, упругое благорасположение. – Три моста! Через Золотой Рог! Но остров Русский, где Гришковец служил! И на Патрокл!
Над моим любимым четырехэтажным городом, над Ленинской-Светланской, над Лазо гигантской, марсианской конструкцией нависал кусок моста (Фото: ИТАР-ТАСС)
Над моим любимым четырехэтажным городом, над Ленинской-Светланской, над Лазо гигантской, марсианской конструкцией нависал кусок моста (Фото: ИТАР-ТАСС)
– Успеете к саммиту АТЭС? – весомо так уточнил я, демонстрируя, что в теме.
– А то! – не размышляя, ответил парень. – Там успевать нечего! Уже опоры выведены.
И показал фотографию.
Я, правда, был потрясен. Над моим любимым четырехэтажным городом, над Ленинской-Светланской, над Лазо гигантской, марсианской конструкцией нависал кусок моста, приклеенный к сопке, а с другой стороны, с мыса Чуркина, навстречу полз другой кусок с гигантскими опорами под ванты, что по-сухопутному означает канаты. Тросы.
– То-то, – сказал парень, оценив мое молчание. – А вы не верите!
– Н-ну, может, к четырнадцатому успеете, – сказал я.
– К четырнадцатому? – парень аж зашелся. – Саммит-то в двенадцатом! Мы к двенадцатому успеем!
Я уполз, коря себя. С возрастом не только неверно определяешь сроки, отведенные на работу, но подчас забываешь важные вехи будущего. Однако настроение мое почему-то только улучшилось.
Дальше мы сидели с друзьями в классном нижегородском ресторане «Безухов», пили, кстати, красное вино. И перечисляли, где мы были в родной стране. И что нам в ней нравится. Оказалось, что мы много где были. Юрьев-Польской. Там потрясающий Георгиевский собор. Двенадцатый век. Жемчужина зодчества. И могила Багратиона немного поодаль, в селе Симы. И оказывается, нас таких много, которые на спор, азартно перечисляют:
– А в Рыбинске был? А в Тутаеве? А в доме-музее художника Герасимова?
– Какого Герасимова? «Мать партизана»?
– Да!
– А был!
– Врешь! А где это?
– А под Можайском, у Лужецкого монастыря!
– Блин, точно... Не врет. Ладно, назови еще хоть две картины Герасимова.
– «Лед пошел», «Колхозный праздник».
– Зачет. А еще, братцы, я в Адыгее недавно был...
– На Белой, в теснине, красота неописуемая...
– Точно! Только выше по течению сплавщиков погибло много. Давайте помянем мужиков?
Помянули. Кто-то стал рассказывать про Ниагарский водопад; сошлись, что он тоже ничего.
А еще я перед этим бродил по выставке, что в павильоне Нижегородской ярмарки. И набрел на макет поселка для молодых специалистов. Оказалось, что эта программа уже действует. Допустим, ты молодой врач, акушер, учитель. Подписываешь договор, мефистофельский контракт на 10 лет, и после вуза работаешь в данном селе или городке. Повесть Василия Аксенова «Коллеги». Тебе предоставляют полдома на двух хозяев, шесть соток земли, автомобиль «Жигули» – и все это бесплатно. Но ты прикован к селу – или городку. Ты обязан полюбить его больных. Его новорожденных и подрастающее поколение. Но у тебя есть машина. Не «Мерседес». Но есть. Три комнаты и кухня. Без патио и эркера. Но есть! На своей земле, в своем дворе ты можешь посадить березу. Они быстро растут, и через десять лет твоя береза взметнется над домиком твоего первого счастья и первого сына на головокружительную высоту, и ты забудешь, глядя на нее, как в отчаянную минуту клял себя, что не отправился искать себе рискованной доли. А вдруг бы выиграл у жизни не подгнивающий «Жигуль», а джек-пот?
В поселки эти стоит очередь желающих молодых специалистов. И толкающих их в спину жен – и будущих жен. Потому что девушкам, кобылки ли они или лани, а яснее, чем нам, молодым специалистам, видится, как под будущей березой своего гнезда гуляет их десятилетний сын, восьмилетняя дочь. Ну и далее – как пойдет.
Вот это я и рассказал шоферу в ответ на жалобные его песни.
– Их обманут, – ответил он, выруливая на улицу Свободы. – Чё-нибудь тут не так. Так не бывает. Машину бесплатную? Шесть соток? Чё-то не то. Я прям каменею. Чё-то не то. Хоть сам туда езжай.
– Но это далеко. Какой-то Бор. Даже не Нижний. А потом – вы разве молодой специалист?
– Я не молодой, но специалист – поискать. Шофера везде нужны, акушеров возить. Не, ну понятно, что я не поеду. Это ж обман, мы ж не дети с вами? Да? Мы ж поняли-постановили: нагрcensored!ово. Не, ну смотри, чё делается! И тут пробка! Во что Москву превратили? Я вам так скажу: терпение народа не беспредельно! Я уже чую: крышку срывает! Ну можно ли так жить хреново? Скажите, вы ж, видно, соображаете. Это же не жизнь!
А я тут вспомнил, как приехал в эту чертову Москву, когда в ней водка по талонам была, мы с другом, постоянным героем моих колонок, за ней по морозу стояли часов пять. А когда достоялись, то выпили ее всю за один вечер, потому что промерзли сильно. И в магазинах – ничего. И крысы на улицах. И пальба вечерами. И покупали мы пистолеты себе газовые, потому что от метро до дому было страшновато тащиться после подписания номера.
И я как взъелся на шофера, говорю:
– Нашел, – говорю, – проблему! Да пробки-то потому, что машины у всех! Не голод, не чума, не война: пробки! Дожила страна (Москва, разумеется) до ужасных дней: пробки в ней от избытка автомобилей на душу обнищавшего населения, терпение которого буквально на пределе!
Окститесь, говорю. Зайдите с субботу в «Ашан», вы ж не протолкнетесь! В каждом доме по два телевизора. Дорогу до Владивостока достроили! И добавил – не больно кстати – про Тутаев с Адыгеей.
Он примолк. Но и я примолк, поскольку явственно себе собственную бабулю напомнил, которая все с войной сравнивала и потому на все имела оптимистичный взгляд.
Дальше тащились молча. Настроение мое не то чтобы упало, но как-то уравновесилось. Утратило яркость. Да и справедливости ради надо признать: не все мотаются так по родной стране, коллекционируя положительные эмоции. Вот мужик мается, бомбит, устал, нервы ни к черту.
– В Тутаеве мне делать нечего, на Ниагару денег нет. Будущим летом в Крым поехать хочу, – прервал молчание шофер. – В Крыму-то были, как там сейчас? – спросил он, ставя рычаг на паркинг – мы завязли наглухо.
– Да хреново там, – неожиданно для себя сказал я, хотя представил роскошный природный парк, разбитый еще ялтинским градоначальником генералом Думбадзе и генуэзскую крепость в Судаке . – Дорого все. Коньяк левый. Сервис отсталый. Цены, как в Москве. Квадратный метр в Ялте у моря пять тыщ стоит. Пятый этаж. А выше на каждый этаж еще тыщу накидывают. Прикинь.
– Евро? – спросил водитель.
– Долларей.
– Тоже нехило. Ну и как хох... украинцы? После Юща?
– А такие же. Хитрят все. Выгадывают.
Он удовлетворенно улыбнулся, и я понял, что его настроение резко пошло на подъем.
Тронулись. Он продолжил:
– Вот вы про Владивосток рассказывали. Мне кажется, показуха это. Если мост строить – так обязательно для иностранцев. Для нас и так сойдет. А для них – конечно, вынь да положь.
Я обреченно молчал.
– Сколково они строят, – набирая обороты, продолжил шофер.
Но тут мы приехали.