Без темы и политики.

Деловая газета «Взгляд»
http://www.vz.ru/columns/2007/3/27/74435.html
Павел Руднев: Венок Председателю
27 марта 2007, 09:32

В Москве скончался актер Михаил Ульянов – самый народный артист СССР. В его артистической судьбе запечатлена трагическая история великой страны. Сейчас все повторяют, будут еще повторять: «Таких больше не будет». Это справедливо.

И не столько потому, что уходит такая артистическая порода, такой типаж «народной интеллигенции», такой облик благородства и скромной, тишайшей мужественности. Ушел, уходит этот особый генотип – мужиковатый интеллигент из рабоче-крестьянской среды, которому натура отсыпала полмеры мягкости, полмеры суровости. Лицо советского человека оборачивалось той или иной стороной в зависимости от обстоятельств: задушит нежностью или переломает неистовым грубым натиском.

Но «таких больше не будет» еще и в прямом смысле слова. Карьера артиста Михаила Ульянова могла состояться только в Союзе Советских Социалистических Республик. То есть в обществе, которое умело предоставить всем пусть маленькие, но по крайней мере равные возможности. Ульянов – сельский мальчишка, родившийся в глухой довоенной, еще полуосвоенной, «подслеповатой» Сибири. Тот случай, когда «помогла» война. Эти счастливые послевоенные поколения, заполнившие творческие вузы на волне победной эйфории.

«В конце жизни Михаил Ульянов воплотил собою и радость, и кризисность репертуарного театра. Бросить свой театр Ульянову мешало гипертрофированное чувство ответственности. Это доказывает случай, произошедший в театре в августе 2002 года»

В 1950 году Ульянов 23-летним пареньком оканчивает Щукинское училище. Подумать только: деревенский мальчишка из «середины страны» поступает с лету в вахтанговскую труппу. Возможно ли такое сегодня, в эпоху свободы, демократии и «больших возможностей»? И целы ли эти деревни, где просыпались, крепли, матерели, нахватывались на весь свой срок житейского опыта «народные артисты»?

Как сегодня может сложиться судьба талантливого паренька, заставь его Бог родиться в селе Бергамак Муромцевского района Омской области? Гастролирует ли теперь, может ли гастролировать в городке Тара Омской области какой-либо театр, как было тогда, в 1940-е, когда молодой Ульянов видел там и Львовский театр, и Тобольский и влюбился в сцену раз и навсегда? Есть ли те же возможности сегодня у односельчан Ульянова?

Об этом сегодня думается как-то особенно тревожно. Как о потерянных величинах, как о растраченном капитале, даже не вырытом из земли. Умирающее сегодня поколение, восьмидесятилетнее – наш последний пассионарный взрыв, дети взрыва: революционного, военного, раскиданного по стране, но и окрепшего, окостеневшего «благодаря» этим взрывам истории.

Ульянов – советский актер, советский типаж. Из той породы людей, благодаря которым об СССР будут вспоминать с гордостью. Народный артист Союза Михаил Ульянов сыграл не просто сотни ролей, он сыграл нашу страну. И крепкий, ядреный Союз, и перестроечную оторопь, и революционную Россию Горбачева, и огрызающийся, беспомощный ельцинский полуразвал. Почувствовал историю и выразил ее, слепил из своего темперамента и мускулов.

Народная хватка, мужицкая сила, энергия «разорванной рубахи» и «крепкого, справедливого кулака» была доминантой и его военных ролей (Георгий Жуков), и классики (Дмитрий Карамазов и Чарнота), и советской романтики (Виктор в «Варшавской мелодии»).

Но в «Председателе» режиссера Алексея Салтыкова Михаил Ульянов сыграл еще и первопричину этой мужицкой удали, этого неуемного строительства самого себя. Однорукий вояка Егор Трубников подымал родную землю из чудовищной разрухи, вранья и междоусобицы.

Ульянов сделал из своего героя фигуру мифологическую, полубожественную (Борис Гребенщиков легендаризирует Трубникова в балладе о капитане Воронине) – в этом коренастом мужичке, в этом топорной работы лице, в этой медвежьей, аляповатой нежности виделась цивилизаторская сила русского человека на родной земле.

Однорукий председатель в борьбе с нечистой скверной классового общества питался от матери-земли, как античный Антей в борьбе с Гераклом набирался сил, припадая к почве. Чтобы в полной мере оценить величие СССР, достаточно посмотреть правдивого, не приукрашенного и трагичнейшего «Председателя» – фильм о том, как человек хочет и может преобразовать свою вселенную. О том, что герой, хозяин земли может «переписать судьбы нечестный вариант». О том, что человек всемогущ, что имя его звучит гордо и никто, никакая на свете сила не унизит звание рабочего человека. Труд может быть подвигом.

Плакат фильма «Председатель»
Плакат фильма «Председатель»
Ульянов заставлял уверовать в цивилизаторские способности человека – те, которые отрицались всем ходом искусства и истории XX века. В этом смысле нравственность «Председателя» – своего рода обман зрения. Или все-таки святая правда?

О том, как мы запутались, залгались в этом вопросе, Михаил Ульянов сыграл в не оцененном по достоинству фильме Сергея Соловьева «Дом под звездным небом». Для главного советского артиста это был поступок необычайной ценности и риска. Ульянов тогда позволил себе, Соловьеву и зрителям жестоко поиронизировать, посмеяться над своей судьбой и судьбой своей страны. В прелюдии к фильму мы видим ироническую нарезку документальных кадров великой стройки СССР – вехи славной истории, выброшенные в агонии перестройки псу под хвост.

Среди прочих мелькают документальные кадры, где настоящий депутат Михаил Ульянов докладывает Верховному Совету. Партийный актер бросал себе под ноги и растаптывал свое прошлое, смеясь и расставаясь с историей, плавящейся в огне перестройки. Менялся со временем, отказываясь от прошлого. Герой Ульянова в фильме Соловьева – талантливый авиаконструктор – получал от друганов-пьяниц части разворованного военного комплекса как зримый знак своего унижения, видел мистический голый женский зад в кущах своей партийной дачи, а омерзительный особист в голос хамил, грубил и в лицо бросал ему, орденоносцу и герою, сальные скабрезности: «Не ссым! Не ссым с Трезором на границе».

Волосы вставали дыбом от постыдного зрелища развала страны. Кровавая, лицедействующая «гэбня» устроила в дому добропорядочного советского инженера безобразные сатанинские сцены, унижая и убивая человека-эпоху, Председателя, верящего в то, что можно силою человека уничтожить сплин и наветы нечистой силы. Но Егор Трубников был тут уже бессилен.

В «Ворошиловском стрелке» Станислава Говорухина обессилевший советский человек взял в руки оружие и успешно начал мстить своим врагам сам, справедливо полагая, что горбатому надо помочь дойти до могилы. Советский человек, лучший человек на земле, остро ощутил приступы асфиксии, удушье, захлебнулся чувством мести. И вновь поверил в то, что можно силой мужицкого кулака исправить ситуацию, «взять страну в свои руки».

Совесть. Ульянов играл совесть русского человека. Совестливость, которая даже важнее, чем нравственность. Совестливость вне морали. Таких больше не будет. Не будет еще и потому, что интеллигенция теперь такого груза, как совесть, на себя не взваливает.

Михаил Ульянов – воплотитель характера советского человека. Казалось бы. Но именно при нем, при его председательстве во Всероссийском театральном обществе (теперь – СТД, Союз театральных деятелей), само ВТО и Дом актера ВТО становятся в Москве важнейшим рупором перестройки, здесь царит политический дух эпохи, выступают «прожекторы перестройки», вдохновители перемен.

Сам Михаил Ульянов в смутные годы одним из первым не просто сыграет священника на уже тогда не советской сцене, но и осмелится заговорить с вахтанговской сцены матом. В 1992 году Роман Виктюк, тогда режиссер в зените своей славы, ставит лесковский роман «Соборяне». В роли протоиерея Савелия Туберозова Михаил Ульянов выйдет на финальный монолог и произнесет громко и внятно, в зал, в самую его гущу, в каждое зрительское сердце: «Вы есть бл@ди!»

Туберозовская фраза, адресованная Лесковым начинающемуся в России XIX века позитивизму и атеизму, переходила в спектакле Виктюка порог рампы и распространялась на общество, устремившееся разрушать ценности, не разобравшись в них. И вновь, и вновь талант Михаила Ульянова взывал к зрительской совести. Это мужицкое, раскатистое, ядреное «бл@ди» звучало как оторопь для эпохи революционных перемен. Ульянов кричал – нет, свистал, орал «по матери» – о необходимости остановиться.

В это надо вдуматься – 61 год в одном и том же театре, в одной и той же системе координат. Михаил Ульянов – это уроки артистической преданности. Но еще и уроки колоссальной ответственности. Ведь он поэтому и «уходя, не уходил» с поста худрука Вахтанговского театра до самой смерти. Уже всем все заранее объявив, Ульянов заретушировал свой уход из театра, не наблюдая ни одной личности, способной его заменить. Все, что творилось в последние годы в театре им. Вахтангова, можно охарактеризовать одним словом – «кризис».

Кризис репертуарного театра. Беспомощность. Теперь мы уже никогда не узнаем о том, действительно ли Михаил Ульянов хотел отдать свой пост преемнику или его всеми силами «удерживали», пользуясь доброй и, увы, недюжинной болезнью. Это «удержание» разродилось унизительной ситуацией «отказной невесты» в театре им. Вахтангова 2006 года. Когда слухи и пересуды заставляли прессу и театральное мнение подыскивать вахтанговской сцене нового худрука, а те, кто попадал в сети пересудов, были вынуждены отнекиваться от внезапно нахлынувшего «счастья» обладания кризисным театром, плавающим без жесткого руководства.

В конце жизни Михаил Ульянов воплотил собою и радость, и кризисность репертуарного театра. Бросить свой театр Ульянову мешало гипертрофированное чувство ответственности. Это доказывает случай, произошедший в театре в августе 2002 года. Тогда на открытии 81-го сезона, на заштатном, ничего не предвещавшем мероприятии, Михаил Ульянов привычно вышел к труппе, взял в руки тонкую, собственноручно исписанную тетрадочку и тихим голосом прочел невероятный тридцатиминутный доклад. Поистине революционного характера.

Ульянов говорил о том, что основа современного театра – крепкая режиссура. И никакая пресловутая вахтанговская школа, которую бережно «несет» перед собой Вахтанговский театр как давно потускневшую хрустальную статуэтку, не оправдает слабых спектаклей. От ветхих обычаев следует освобождаться, сказал Ульянов и даже вспомнил чей-то афоризм: «Общество, ориентированное на традиции, умирает».

Актер Михаил Ульянов, 2006 г.
Актер Михаил Ульянов, 2006 г.
От последнего артиста-патриарха в кресле худрука московского театра, человека его положения и авторитета, никто не слышал и не ожидал подобных исповедей. Ульянов начал каяться о том, что в свое время увел театр в неправильном направлении. Режиссеры, которые приходили на вахтанговскую сцену после Евгения Симонова – Роман Виктюк, Гаррий Черняховский, Аркадий Кац, Петр Фоменко, не смогли найти общего языка с труппой и из театра ушли.

Именно тогда, по признанию Ульянова, театр резко «покатился вниз»: была избрана тактика, при которой стало казаться, что лучше делать средние спектакли «своими силами», чем разрушать традиции. Эту ошибку, стоившую театру долгих лет творческого простоя, худрук мужественно взял на себя. Однако Ульянов не только принял на себя вину, в которой его никто не посмел бы упрекнуть, – он признал главную проблему существования репертуарного театра в современных условиях.

Признал эмпирическим путем – на собственных ошибках. В его зеленоватой школьной тетрадке с отточенными формулировками, в уверенном голосе и простых словах была сила человека, не побоявшегося высказать нелицеприятную правду о собственном проигрыше. Ульянов тогда поднял руку на самое святое – на «вахтанговский дух», а именно на пустышку, которой до сих пор пугают молодых вахтанговцев и щукинцев, на бессмысленные традиции, связывающие по рукам и ногам.

Тогда, в августе 2002 года, Ульянов говорил, как некогда в предновогодний день Борис Ельцин: «Я устал, я хочу отдохнуть» и «Я устал, и я во всем виноват». И тот, и другой были и искренни, и правы, и требовали сострадания. Но Ульянова тогда не отпустили. Это был поступок великого человека – принять вину за театр на себя и осознать ее публично, пойти против общественного мнения.

Кулак Председателя был в этот день необычайно крепок. Король в этот день «выпал» из свиты, пошел на что-то сверхординарное. Что это было: минутное послабление или общая интонация, нарушившая мнимое благополучие театра и артиста, якобы почивающего на лаврах? Михаил Ульянов был очень совестлив. Как совестлива была эта прописанная речь в мятой трехкопеечной тетрадочке. Вахтанговскому театру теперь будет вдвойне тяжело.